Командиры мониторов были тогда солидного возраста, с большим опытом, а старпомы — сплошь юнцы, годившиеся им чуть не в сыновья, но зато с образованием — все фрунзевцы. Конечно, мы очень многому учились у командиров. Однако комдив и сам занимался со старпомами. Иногда собирал нас, сверх всяких учебных планов, по вечерам. И учил главным образом тому, что должно было понадобиться, когда станем командирами кораблей.

Сколько задач, требовавших быстрых решений и действий, придумывал он для нас на играх и учениях! Однажды в Амурском лимане я получил в свое распоряжение несколько корабельных моторных катеров и должен был, считая их торпедными, ночью, при свежей погоде, используя по своему разумению нехоженые протоки, обойти с тыла и «атаковать» замаскированные мониторы. Практические уроки комдива я с благодарностью вспомнил потом на войне.

Немало заботился о нашем командирском становлении и новый начальник штаба флотилии Александр Петрович Куприянов, прибывший с Балтики. Он и сам был вовсе не старик, но выглядел немолодо — мрачноватый, как будто всегда чем-то недовольный. Призванный на флот в конце первой мировой войны, Куприянов участвовал в штурме Зимнего, воевал с колчаковцами, в двадцатые годы был уже комиссаром линкора, а после учебы в Военно-морской академии — помощником начальника штаба Балтфлота.

Куприянов заинтересовался мною на одной тактической игре, к которой вместе с командирами мониторов привлекли и старпомов. Я высказал по частному вопросу соображения, расходившиеся с мнением других, и тут же пожалел об этом: мне не раз доставалось на разборах за поспешные суждения, выложенные сгоряча. Начальник штаба, казалось, не обратил внимания на сказанное мною, но после игры попросил задержаться.

— Вы высказали интересную, хотя, может быть, и спорную точку зрения, — начал он, когда мы остались вдвоем. — Давайте-ка попробуем разобраться…

И пошел довольно долгий, чрезвычайно поучительный для меня разговор. Начальник штаба побуждал меня развивать свои соображения, додумывать до конца, чтобы самому понять, что правильно, а что нет, приходя на помощь лишь при явной необходимости. И главное — я чувствовал, что при всей разнице в его и моих знаниях, опыте мое мнение ему небезразлично.

Разговор этот не остался единственным. Время от времени по разным поводам Александр Петрович вновь и вновь заводил со мной (и, разумеется, не только со мной) беседы по вопросам оперативного искусства, тактики речного боя, боевой подготовки. Эти беседы давали очень много.

Еще больше смог я почерпнуть из общения с А. П. Куприяновым, когда он стал командиром сформированной на Амуре бригады мониторов, а я уже командовал входившим в ее состав «Красным Востоком».

Монитор «Красный Восток»

Плавал я на многих кораблях, но командовал только одним. Поэтому амурский монитор «Красный Восток» занимает в моей жизни особое место. Вспоминаю его как одушевленное существо, бесконечно дорогое.

Меня назначили его командиром после летней кампании 1933 года. Монитор — корабль второго ранга, командиру полагалось по должности (званий еще не было) четыре «средних» нашивки, что соответствовало должности командира полка. Командиры остальных кораблей бригады были намного старше меня, 26-летнего комсомольца. Да только ли они! Я знал, что на своем корабле буду, как и на тех, где служил до сих пор, моложе большинства старшин.

Нетрудно представить мои переживания. Были, конечно, и гордость, и огромное желание не оплошать. Но были и сомнения. Не рано ли? Вдруг осрамлюсь… Отвечать за такой корабль — дело не шуточное.

Монитор, с которого я переходил и который хорошо знал, как положено старпому, был точно таким же. Но теперь даже виделось все будто новыми глазами — и громоздящиеся над покатой палубой орудийные башни, и возвышающаяся между ними рубка, и трехногая мачта с ярусами мостиков, увенчанная боевым марсом. Привычные очертания монитора казались еще более внушительными — чудо-корабль, да и только! И отныне лично с меня спрос за то, чтобы этот речной богатырь всегда был готов проявить заложенную в нем силу, чтобы умело и дружно действовал его экипаж, безотказно работали машины, метко били орудия…

До меня «Красным Востоком» командовал старый амурец, переводившийся теперь на Балтику, Роберт Яковлевич Яунзем — красный латышский стрелок в гражданскую войну и краснознаменец за двадцать девятый год, отличившийся на Сунгари. Закончив сдачу-приемку корабля, мы сидели с ним в командирской каютке, и Роберт Яковлевич давал на прощание краткие, ясные характеристики моим новым подчиненным и сослуживцам:

— Механик Иван Смирнов вполне на месте. Он практик, из старшин, но технику знает безупречно, и командирская струнка есть, можешь на него положиться… Артиллерист Петр Хван специалист отличный, управлять огнем мастер, а вот от краснофлотцев далек. Что касается работы с людьми, то артиллерийская боевая часть держится на главном старшине Алферове…

Охарактеризовав остальной комсостав, Яунзем сказал:

— Ну а с комиссаром познакомишься сам. Его только что перевели с «Сун Ят-сена». Там они с командиром что-то не очень ладили, но это еще ничего не значит. Комиссар — армеец, конник, ему к кораблю еще привыкнуть надо. Это я по себе знаю…

Комиссар монитора Василий Спиридонович Кондряков недавно окончил Военно-политическую академию. Учился на общевойсковом факультете, но месяца за два до выпуска группе слушателей, и ему в том числе, приказали переодеться в морскую форму. Всех их направили на Тихий океан, где вступали в строй новые подводные лодки, а Кондрякова — на речную флотилию.

Вся прежняя служба Кондрякова, начиная с гражданской войны, прошла в кавалерии. К флотским порядкам он действительно еще не привык. Но никакой скованности у Василия Спиридоновича не чувствовалось, энергии и настойчивости ему было не занимать, а тем более житейского и партийного опыта. В том, что комиссар скоро вполне освоится на корабле, сомневаться не приходилось. Сработались мы с Василием Спиридоновичем быстро и прочно — четыре без малого года совместной службы это подтвердили.

От своих первых командиров я усвоил: главное на корабле — работа с людьми. Сумеешь их узнать, сплотить, найти в них опору, и экипаж одолеет что угодно, свернет горы. Случалось, мы с Кондряковым спорили, подчас горячо, — без этого вряд ли и возможна по-настоящему дружная работа. Спорили чаще всего, пожалуй, о том, как на кого воздействовать, чтобы человек отдавал службе все, на что способен. В решениях, к которым сообща приходили, как правило, не раскаивались.

Активной силой на корабле выступала партийная организация, деятельность которой умело направлял комиссар. Коммунисты во всем показывали личный пример, идейно сплачивали экипаж. В политико-массовой работе большое внимание обращалось на воспитание у личного состава советского патриотизма и политической бдительности, постоянной готовности к защите Родины.

Осенью уволились в запас некоторые сверхсрочники. Решили не искать замену этим маститым старшинам на других кораблях, а вверить команды электриков и мотористов достойным младшим командирам срочной службы. Тогда это было еще необычно, но молодые старшины Свиньин и Лысенко, рекомендованные механиком Смирновым, не подвели.

Только боцмана, взамен уходившего в запас, все-таки взяли «со стороны». Сюбаев согласился отпустить на монитор с канлодки «Пролетарий» многоопытного Трофима Степановича Бубнова, который давно заслуживал повышения. На мониторе он, в соответствии со штатом, стал главным боцманом и сменил фланелевку на китель. Бубнов знал свое дело безукоризненно; рачительное, хозяйское отношение ко всему на корабле вошло у него в плоть и кровь. Перевод его к нам означал также, что парторганизация корабля пополнилась активнейшим коммунистом.

Т. С. Бубнова не раз избирали в состав партийной комиссии флотилии. Впоследствии, когда я служил уже не на Амуре, приятно было узнать, что бывший боцман «Пролетария» и «Красного Востока» возглавляет парткомиссию в звании батальонного комиссара.