В Покровке, на берегу Ягорлыцкого залива, стоит теперь памятник героям «Ударного», он воздвигнут в 1971 году силами местных жителей и комсомольцев Одесского медицинского института имени Пирогова. Студенты подняли с борта затонувшего корабля много боевых реликвий, сумели разыскать в разных концах страны бывших членов экипажа, выступили инициаторами их встречи у места последнего боя корабля. Вдохновителем этой благородной работы был многолетний руководитель студенческих экспедиций по местам боевой славы доцент Вадим Викторович Ларин.
Он и студент В. Кленин написали «Балладу о дунайском „Варяге“», песню, которая заканчивается так:
В последних числах сентября остатки Дунайской флотилии были отозваны Военным советом флота в Крым. Мы шли на головном бронекатере вместе с Сергеем Павловичем Шуликом. Шли, конечно, ночью. Курс на Ак-Мечеть или Евпаторию держали, ориентируясь по Полярной звезде — после бесчисленных бомбежек отказали все навигационные приборы.
Корабли приводились в порядок в Стрелецкой бухте под Севастополем. Флотилию пополнили плавбатареей и морским буксиром, который вооружили почти как эсминец (шесть пушек, в том числе три 100-миллиметровых). Нашу роту морпехоты развернули в батальон. А вот бронекатера старшего лейтенанта Шулика ушли воевать на Дон. Действовавший там отряд кораблей возглавлял тоже бывший дунаец — знакомый читателю капитан 2 ранга И. В. Фроликов. Подвижные батареи Дунайского сектора береговой обороны, побывав под Одессой, действовали теперь у Перекопа, и командовал ими по-прежнему полковник Е. Т. Просянов. Там и сложил голову, защищая ворота Крыма, наш Ефим Тимофеевич — скромнейший человек и замечательный командир, прирожденный артиллерист.
Разгоравшаяся борьба за Крым привела дунайцев на Азовское море. Здесь, уже после эвакуации войск с Керченского полуострова, нас застал приказ о расформировании флотилии, датированный 20 ноября. Не выходя из боя, ее немногочисленные корабли были зачислены в Азовскую военную флотилию.
Самым счастливым из кораблей, встретивших войну на дунайской границе, был, конечно, монитор «Железняков», которым командовал старший лейтенант А. С. Маринушкин. Он оставался в строю всю войну, вновь вошел в состав Дунайской флотилии, возрожденной в 1944 году, и дошел с боями до Белграда, Будапешта, Вены. Ныне монитор стоит на вечной стоянке — на постаменте перед киевским заводом «Пролетарская кузница», от причала которого начал свой славный путь.
Для меня служба на Дунайской флотилии закончилась исполнением обязанностей коменданта переправы Еникале — коса Чушка — Тамань в Керченском проливе. Доложив на таманском берегу вице-адмиралу Левченко, что на вверенном мне участке переправа частей 51-й армии закончена, я получил приказание ждать дальнейших распоряжений. И через два дня был назначен начальником штаба Новороссийской военно-морской базы (о ней есть что рассказать, но эта книга посвящена речным флотилиям).
В сентябре 1942 года меня перевели в Наркомат ВМФ — начальником отдела речных и озерных флотилий Управления боевой подготовки, которое возглавлял вице-адмирал С. П. Ставицкий. Сбылись-таки его слова о том, что служба еще сведет нас вместе. Однако — ненадолго. Сознавая, сколь важно все то, чем стал заниматься в наркомате, я чувствовал, что такая работа не по мне, и начал проситься обратно на действующий флот. В мае 1943 года сменялось командование Волжской военной флотилии, туда потребовался также новый начальник штаба, и обо мне вспомнили.
Грозовая весна на Волге
Волжская флотилия под командованием уже известного читателю контр-адмирала Д. Д. Рогачева (он возглавил ее, вернувшись в строй после ранения, полученного на Днепре, в боях за Киев) доблестно сражалась, содействуя сухопутным войскам, оборонявшим Сталинград. Но и после сталинградской эпопеи для моряков война на Волге не закончилась — предстояло еще очистить великую русскую реку от таившихся под водою вражеских мин.
Что боевое траление станет с весны основной задачей Волжской флотилии, было ясно заранее. Однако в сложившиеся представления о масштабах этой работы, о необходимых для нее силах и средствах жизнь внесла существенные коррективы.
Гитлеровцы, отброшенные от Волги далеко на запад, не отказались от борьбы за нее. Они задались целью закупорить, вывести из строя Волгу как транспортную артерию — жизненно важную для нашего фронта. Как стало потом известно, для минирования Волги противником была сформирована специальная авиагруппа, насчитывавшая 100 самолетов и базировавшаяся на востоке Украины. Едва на Волге сошел лед, самолеты-миноносцы вступили в действие. Свой груз они сбрасывали главным образом по ночам и преимущественно над такими участками реки, где не было обходных фарватеров.
Несмотря на производившееся траление, опасность для судов все возрастала. Речные караваны подвергались также налетам вражеских бомбардировщиков. А перевозились по Волге прежде всего нефтепродукты, шедшие с Каспия, — горючее для танков, авиации, машин.
В конце апреля — первых числах мая в районе Каменного Яра, что ниже Сталинграда, подорвались на минах одна за другой несколько наливных барж с авиационным бензином. Пламя охватило реку на десятки километров, движение судов приостановилось. Положение, создавшееся на Волге, обсуждалось в Государственном Комитете Обороны. Вот тогда, наряду с принятием других мер, и было решено укрепить руководство Волжской военной флотилии, на которую возлагалась вся ответственность за безопасность судоходства и перевозки нефтепродуктов с подчинением ей пароходства «Волготанкер» и службы пути Волжского бассейна от Астрахани до Батраков.
Командующим флотилией стал контр-адмирал Ю. А. Пантелеев, до этого — помощник начальника Главного морского штаба, членом Военного совета — дальневосточник капитан 1 ранга Н. П. Зарембо (с ним мы были знакомы еще курсантами). Вместе с Пантелеевым вылетел на Волгу по указанию Верховного Главнокомандования Нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов, а также Нарком речного флота 3. А. Шашков.
Меня назначили начальником штаба флотилии несколькими днями позже. Когда, прилетев в Сталинград, представился наркому, Николай Герасимович Кузнецов объявил, что на вступление в должность дает мне 30 минут.
Всякая заминка в перевозках по гигантской водной магистрали была чревата тяжелыми последствиями. Груз каждого нефтеналивного судна, вошедшего в пределы Волги, уже числился за тем или иным фронтом, где его ждали к определенному сроку. Первое время приходилось работать почти круглые сутки, и пример неутомимости подавал всем наш командующий Юрий Александрович Пантелеев. Быстрее решать возникавшие проблемы помогало присутствие наркома Н. Г. Кузнецова: он оставался на флотилии, пока не убедился, что мы поняли свои задачи.
В дополнение к действовавшим на Волге примерно ста тральщикам нужно было ввести в строй еще двести — за счет переоборудования судов, поступавших от речников и Каспийского пароходства. Требовалось по меньшей мере удвоить число береговых наблюдательных постов.
Обстановка подсказала, что операционную вону флотилии целесообразно разделить на боевые районы, а их, в свою очередь, — на боевые участки. За район стал отвечать командир бригады, а за участок — командир дивизиона тральщиков. Соответственно рассредоточивались подразделения тыловых служб. Все это пошло на пользу делу.
Среди командиров соединений были мои сослуживцы по Амуру и Дунаю. 2-ю бригаду траления возглавлял бывший комдив мониторов Дунайской флотилии Всеволод Александрович Кринов, теперь капитан 2 ранга. А 3-й бригадой речных кораблей (она состояла из канонерских лодок, используемых для конвоирования наиболее важных караванов, а иногда и в качестве мощных буксиров) командовал капитан 2 ранга Николай Дмитриевич Сергеев, с которым мы провели столько тревожных дней на брандвахте под Хабаровском.