Переправившиеся части быстро скрывались из виду за лесом на правом берегу. 48-я армия форсированно выдвигалась в свою новую полосу наступления. Когда на катерах выключались моторы, до моряков явственно доносились звуки боя в Бобруйске. Политработники старались держать экипажи в курсе событий на недалеком отсюда переднем крае.

На основной переправе работа у днепровцев была вроде бы и не боевая, не под огнем. «Извозчичья работа», как острили корабельные балагуры, не вкладывая, впрочем, в это никакой обиды. Но спешная переправа армии давала людям ощущение причастности к наступлению войск фронта.

На рассвете 30 июня начальник штаба армии попрощался с нами, поблагодарив моряков за сделанное. Переправа армии закончилась немного раньше намеченного срока. И нам еще едва верилось, что с этим справились меньше тридцати маленьких кораблей.

— Легко сказать — перевезти семь дивизий с частями усиления и тылами, со всей боевой техникой! — покрутил головой Петр Васильевич Боярченко.

Семь — это считая и 217-ю, переброшенную на правый берег у Бобруйска. Через основную переправу прошло шесть дивизий. Их бойцов принимали на борт главным образом бронекатера (а другие корабли — тяжелую технику и прочие грузы), совершившие благодаря своей быстроходности наибольшее число челночных рейсов. И так как действовало их здесь всего шесть, получалось, что каждый бронекатер перевез по дивизии. А в целом бригада Лялько осилила спешную переправу — пусть и не через особенно широкую реку — такого количества войск и боевой техники, какого, насколько мне известно, не переправляла еще ни одна речная флотилия.

Тем временем корабли понадобились и на Припяти. Еще 27 июня я получил от начальника штаба фронта телеграмму, предписывавшую обеспечить силами находившейся там 2-й бригады кораблей поддержку 55-й Мозырской дивизии, наступавшей в направлении на Петриков. На следующий день начальник штаба флотилии Балакирев донес, что бригада взаимодействует с наступающими частями дивизии. Но бригада-то состояла на тот день из четырех бронекатеров, пяти тральщиков, одной плавбатареи да дюжины полуглиссеров…

Утром 29 июня, когда еще не закончились бои в Бобруйске и полным ходом шла переправа 48-й армии, от генерал-полковника Малинина поступила новая депеша. От имени командующего фронтом приказывалось: все силы флотилии, действовавшие на Березине, сосредоточить к исходу 2 июля на Припяти, в районе Мозыря.

Таким образом, 1-й бригаде Лялько надо было повторить в обратном направлении примерно 700-километровый переход, совершенный полмесяца назад. Мы с членом Военного совета Боярченко условились, что, как и оперативная группа штаба во главе с Колчиным, поедем напрямик машинами — это позволяло опередить корабли дня на два.

Путь лежал через только что освобожденный Бобруйск. Город еще горел. У стены одного дома за распахнутыми воротами двора, как, впрочем, и в других местах, лежало много убитых в гражданской одежде, в том числе женщин, — фашистские изверги, уходя, истребляли мирных людей.

Мы завернули на набережную, чтобы посмотреть результаты боевой работы бронекатеров. Здесь у противника были огневые точки, мешавшие продвижению наших войск к центру города, и катера, прорываясь за линию фронта, подавляли их прямой наводкой. Развороченные дзоты, разбитые орудия и пулеметы свидетельствовали о том, как били катерные комендоры. Вспомнилось требование к ним Ивана Михайловича Плёхова, которое любили повторять не только в его отряде: «Уметь вогнать снаряд в амбразуру!»

В боях за Бобруйск участвовал сначала весь гвардейский дивизион Пескова. Когда же большую часть бронекатеров потребовалось оттянуть на переправу, здесь, как и планировалось, был оставлен один отряд, тот, который начинал наступательные действия флотилии на Березине высадкой десанта в Здудичах. А тут он завершал их.

В наших документах этот отряд иногда фигурировал как «бронекатера старшего лейтенанта Медведева», что было не вполне точно. Парторг песковского дивизиона Д. П. Медведев командовал отрядом короткое время, заменив в бою раненого Цейтлина. Потом исполнение обязанностей командира отряда возлагалось на одного из командиров катеров. Парторг дивизиона, оставаясь с отрядом, помогал молодым командирам и сделался тут как бы нештатным, но общепризнанным комиссаром. Так и получилось, что подразделение обозначали в те дни его фамилией.

Отряд — это четыре бронекатера, полсотни моряков. Действуя в таком составе под Бобруйском и в Бобруйске примерно сутки, катерники, завершив переправу 217-й дивизии (последние ее подразделения высаживались в городской черте, с ходу вступая в бой), продолжали поддерживать наступающие части огнем и многократно прорывались к центру города, дезорганизуя неприятельскую оборону.

Но к разгрому бобруйской группировки противника были причастны и корабли, которые до самого Бобруйска не дошли. Приказом Верховного Главнокомандующего были удостоены почетного наименования «Бобруйские», наряду с отличившимися соединениями и частями армии, 1-я бригада речных кораблей и 2-й гвардейский дивизион бронекатеров. Так был оценен вклад днепровцев в одержанную победу. Ну а что пережили Лялько, Песков и я сам, услышав свои фамилии в переданном по радио приказе, вслед за которым грянули залпы московского салюта, читатель, думаю, поймет.

Июньские бои на Березине, реке, связанной со многими событиями и далекого, и недавнего военного прошлого нашей Родины, заняли в истории возрожденной Днепровской флотилии особое место. Здесь она, первой из речных флотилий с начала войны, участвовала вместе с сухопутными войсками в крупной наступательной операции. Здесь пришла к днепровцам первая боевая слава и остались первые на пути наступления могилы наших павших товарищей. Сто двадцать километров, пройденные за неделю боев от прежней линии фронта до Бобруйска, дали драгоценный опыт, который еще предстояло осмыслить. И мы уже видели: общевойсковые командиры, не соприкасавшиеся раньше с военными флотилиями, убедились за эти дни, что участие речных кораблей в наступлении позволяет повысить маневренность, расширить боевые возможности сухопутных войск.

Вверх по Припяти

«Виллис», подаренный К. К. Рокоссовским, пересекал лесистое междуречье кое-где по сносным, а большей частью по трудным даже для него дорогам. Уставшего водителя подменял адъютант. В глухих местах мы с членом Военного совета, как обычно при таких поездках, держали на коленях автоматы, а в карманах регланов были наготове лимонки.

Вспомнилось почему-то, как в Рязани, в мои детские годы, впереди пожарных скакал верховой, выяснявший, где горит, и выводивший туда команду. Этот проводник назывался «скачок». Я в шутку сказал Боярченко, что сейчас мы, пожалуй, в такой же роли. Петр Васильевич парировал:

— Какие мы с тобой «скачки»! Ни подогнать корабли, ни сократить им путь не можем…

Бригаде Лялько действительно вряд ли удалось бы, как ни торопи, поспеть на Припять раньше назначенного срока. Но важно было сориентироваться в обстановке еще до подхода кораблей. Да и просто не терпелось поскорее увидеть, как там складываются дела.

В Загорины, на наш припятский ВПУ, добрались к полуночи на 1 июля. Константин Михайлович Балакирев сообщил, что уже идет к концу — при участии кораблей 2-й бригады — бой за Петриков, начатый на сутки раньше, чем планировалось. Час спустя стало известно, что этот городок, районный центр Гомельской области, отбит у врага.

Почти всю ночь мы обсуждали наши дальнейшие действия, стараясь полнее учесть как березинский опыт, так и особенности обстановки на реке, где сосредоточивалась теперь флотилия. Мне, Боярченко и Колчину надо было вникнуть в то, что тут произошло за первые дни наступления.

Началось оно в условиях, когда оборона противника была уже прорвана на направлениях главных ударов 1-го Белорусского и соседних фронтов. Севернее Припяти наши войска продвинулись далеко вперед. Разгром врага в районе Бобруйска открывал путь на Минск, на Барановичи. Все это вынудило гитлеровцев к постепенному отводу своей 2-й армии, развернутой по Припяти. А 61-я армия генерал-лейтенанта П. А. Белова имела задачу не дать противнику отходить планомерно, сорвать его расчеты на сковывание наших сил на промежуточных рубежах.